Сначала на стук никто не ответил. Только через минуту послышался тихий шорох, потом звук шагов, шипение и тихий скрип двери. За дверью стоял молодой и слегка сонный мужчина с взъерошенными волосами и наспех накинутым на плечи хитоном. В руках он держал чашу с маслом, в котором плавал зажженный фитиль.
- Доброй ночи, - юноша слегка улыбнулся и окинул серыми глазами Геката, - Вы видимо к отцу? Так что же вы стояли на пороге? Наш дом всегда открыт для путников, и дверь не заперта... Пройдемте.
Юноша приглашающе кивнул и направился через двор к дому.
- Я Панакей, сейчас я приведу отца. Подождите здесь, у фонтана.
Юноша поставил плошку на каменный бортик и убежал в дом. Звук его шагов некоторое время еще метался по двору, но постепенно затих. Через некоторое время, достаточно короткое, чтобы Гекат не успел заскучать, во двор вышел сам врачеватель. Асклепий шел неторопливо и было видно, что чувствует он себя неважно. Тем не менее, сын Аполлона никак не показал свое неудовольствие столь поздним визитом. Скорее наоборот, в глазах металось беспокойство.
- Приветствую тебя... Какой недуг поднял тебя с постели в столь поздний час... - целитель чуть прищурил глаза, пытаясь привыкнуть к ярким всполохам факела, - Коль можешь подождать, то вскоре Панакей вынесет еды и вина. К сожалению, я сам дом войти пока нельзя, мой младший сын серьезно болен и может стать источником заразы.

- Место не имеет значения, - Асклепий наконец-то справился со своим зрением, всмотрелся в гостя и ответил уже с легкой улыбкой, - хотя для вас, Гекат, наверное, мой дом покажется слишком...светлым.
Целитель оглянулся, кидая короткий взгляд на дверной проем и жестом попросил Панакея уйти. Любопытный юноша, услышав, что открыл дверь богу, трясся от страха за отца.
- Прошу простить моего сына. Юности свойственно беспокойство, а Панакей мой первенец, оттого и избалован. Если хотите, мы можем пройти в сад, - врачеватель с легким поклоном взял сыр и воду, откинул упавшие на глаза светлые, подернутые ранней сединой волосы, - К тому же, если вы пришли по делу... Там никто нас не услышит, - шорох за спиной отвлек целителя и он снова обернулся, -  И не помешает, - врач пронзил взглядом свое семейство, вышедшее во двор и сокрушенно покачал головой, - Эпион, мой муж. С Панакеем вы знакомы... Телесфор, Подалирий, Махаон, Иасо, Аглея, Акесо... и Медитрин, которому положено быть в постели.
Самый маленький из детей, возрастом около двух лет, хихикнул и спрытался за Эпионом. Видимо, присутствие бога пугало многочисленное семейство. Асклепий без колебаний подхватил Геката под локоть и увел направо, к небольшой двери, ведущей в сад. Только когда вокруг не осталось ничего, кроме зеленых трав, целитель отпустил руку бога.
- Простите, Гекат. В последнее время мы все чувствуем, что скоро я умру, оттого они и бояться.

- Я не считал, Гекат. Количество не важно, - Асклепий подвел бога к каменной скамье, опустился на нее первым, оглядывая сад. Виноградные лозы, избравшие своей опорой ограду, ровные ряды грядок лекарственных трав, густо разросшиеся кусты, в солнечное время дающие густую тень. Цветы, высаженные эпионом, прямые стволы кипарисов.
Врач вытянул вперед свои руки, рассматривая ладони, на которых напряженные вены сплетались в узлы. Длинные пальцы с четко выраженными суставами, шершавая, покрытая мелкими трещинками кожа... Руки человека, большую часть жизни посвятившего работе. Асклепий обернулся к Гекату, ласково ему улыбаясь. В уголках глаз тут же появились незаметные ранее морщинки, а усталые серые глаза задорно заблестели. Все же целитель был полубогом, и лишь седина да взгляд выдавали его возраст, тело же оставолось крепким, подтянутым. К тому же врачеватель тщательно соблюдал заветы отца, лучезарного Феба, и всегда следил за своей физической формой.
- Даже одна спасенная жизнь стоит того, чтобы испытать счастье и гордость. Я же не только лечу сам, я более уделяю внимание созданию лекарственных форм. Я ведь не вечен, и мои сыновья встанут мне на замену... Твои слова, Гекат, приятны моему слуху... Но тешут мою и без того несоизмеримо возросшую гордыню.
Врачеватель мягко опустил ладонь на плечо бога, закглядывая ему в глаза.
- Что не дает вам покоя?

- Я знаю, Гекат. Аполлон меня предупреждал. Но эта сила... Воскрешать ушедших в его царство... Вчера я воскресил всех погибших в Дельфах, - голос Асклепия стал тише, - И... Так сложно говорить об этом... Я шел туда в надежде получить высшее счастье целителя, победить смерть. Представляешь? Даже не болезнь, а смерть. Они просыпались, живые, настоящие, и я был так счастлив. Но потом они стали опускаться передо мной на колени, целовать мою одежду, называть своим богом. Как я возгордился, как это меня ослепило! И, - врачеватель горько усмехнулся, - Только сегодня утром я понял, как это было больно. Как неправильно. Я увидел тень крыльев Танатоса, почувствовал его дыхание, его бешенство и жажду забрать мою жизнь.
Врачеватель покачал головой, пытаясь поднять ссевшего на землю бога, но в итоге просто сел рядом, мягко сжимая его ладони.
- Ты хочешь сказать, что жизнь моя скоро завершится? Я это предполагал, хотя и надеялся, что времени мне будет отпущено чуть больше, - о своей смерти Асклепий говорил настолько буднично и безразлично, что становилось страшно.

Асклепий пораженно замер, не зная, как реагировать на подобное поведение бога. Он знал, что обречен. Видел сочувствие в глазах Афина, слышал гнев в госоле отца, безумное предвкушение в шепоте Танатоса. Но никто еще не был настолько искренне и честно огорчен этим. И тем более странным было отношение того, кто жил в подземном царстве и по сути более тяготел к Аиду.
Автоматически целитель обнял Геката и начал поглаживать его по голове. Все же он был отцом многочисленных сыновей, а Гекат сейчас был очень похож на ребенка.
- Не стоит... Навлечешь на себя гнев Аида, - врачеватель продолжал улыбаться той самой улыбкой, свойственной человеку, получившему от жизни все, - Я заслужил и я не протестую. К тому же, я отправлюсь в поля наказаний, а значит, ты сможешь меня увидеть и даже поговорить со мной и после моей смерти.

- Я знаю. Это и пугает. Я не боюсь вечных мук полей наказания, мести Аида или беспамятства. Меня пугает только то, что я оставляю их совсем одних и беззащитных, - Асклепий посмотрел в сторону дома, грустно улыбнувшись своим мыслям, - Но они справятся. Я уже вижу в их глазах ту жажду познания, в их движениях - пластику змей...
Врачеватель снова заглянул в глаза Геката и постарался успокоить встревоженного бога. Какое-то смутное беспокойство заползло в его душу, словно он кожей ощущал мысли этого бесхитростного сына титана.
-Скажи мне... Почему ты так переживаешь за меня?

Асклепий на миг задумался, потом качнул головой.
- Нет. Причины уже не так важны. Но... - целитель тихо хмыкнул, - Мне будет легче уходить, зная, что бог лунного света будет неподалеку до самого конца. Я не хочу, чтобы моя семья видела положенную мне кару за дерзость. И одновременно я ужасно боюсь в последние секунды остаться один.
Врачеватель взял Геката за руку и провел вглубь сада, мимо лекарственных растений и одуряюще пахнущих кустов жасмина. За стройными стволами кипарисов оказался вырытый в земле прудик. В глубине темной прозрачной воды скользили блестящие спины зеркальных карпов, чья чешуя вспыхивала, попадая под свет луны. Эти отблески были похожи на чудесный танец подводных нимф, превращенных в безмолвных рыб. На повехрности воды неподвижно распластались зеленые листья, над которыми возвышались, мягко светясь в темноте, белые лотосы. И над всем этим сверкающим великолепием танцевали в воздухе светлячки. Целитель протянул руку, и маленькое сверкающее насекомое опустилось ему на ладонь.
- Только лунные ночи оживляют эту красоту. За это я должен благодарить тебя, Гекат. И попросить после моего ухода луну светить ярче, чтобы Эпион и мои сыновья не забыли, как забыл я, о том, что жизнь неразделима со смертью, болезнь с исцелением, ночь с днем...

- Негоже отказываться от подарков, сделанных от чистого сердца, Гекат. Я приму его с удовольствием и почтением.
Асклепий не стал оборачиваться, прикрыв глаза и продолжая улыбаться. Он не знал, что хочет подарить ему Гекат, но это было не так важно. Ладонь божества приятно грела спину. Целителю показалось, словно он знает этого бога давным-давно, как верного друга. Знает и доверяет. Возможно, так и было, а может быть просто врачеватель впервые за последнее время почувствовал себя умиротворенным и успокоенным.

- Жалеть я могу только о вечной жизни, - Асклепий рассмеялся, но потом спохватился. - Прости, я не хотел тебя обидеть. Просто мне кажется, что это так страшно - жить вечно. Вокруг все будет меняться, будут умирать те, кто дорог и близок, а ты останешься таким же... Это ужасно. Ведь боги помнят все.
Врачеватель поежился, качнул головой и закрыл глаза. Почему-то ему казалось, что сейчас произойдет что-то очень важное.

- Ах, Гекат... Жизнь бога мне неведома. Но люди при жизни называют меня богоми молятся мне. Вот только принесло мне это только горечь, - целитель сокрушенно качнул головой, но потом упрямо вздернул подбородок, - Но если бы мне дали жить сначала - я поступил бы точно так же.
Было ощущение, словно этими дерзкими словами, обращенными к небу, Асклепий пытается противостоять тем богам, которые уже решили его судьбу.

"Что происходит?"
Тело внезапно стало легким, невесомым....Исчезла легкая усталость, пропала тяжесть с сердца, которая преследовала последнее время. Сначала Асклепий даже и не осознал, что случилось, обернулся и только тогда увидел свое собственное тело.
"Ты меня убил, Гекат?"
Это и был тот самый выбор. Теперь он мог искать пристанище для своей души, новое, сильное... Мог отправится в Тартар. Мог так и остаться тенью, но....
Тень целителя скользнула к Гекату, бережно провела пальцами по его щеке, склоняя на бок голову, немного печально качнула головой... И, припав к своему телу, обняла его, сливаясь в одно целое.
Странные ощущения, словно он был лишен плоти несколько сотен лет. Такое непривычное, такое тяжелое, такое... Целитель шевельнул пальцами, с хрипом втянул воздух, заново учась дышать.

Целитель медленно поднялся с земли, восстанавливая дыхание, посмотрел вслед богу и печально улыбнулся. Задерживать его он не стал. Да и ни к чему это было, выбор он свой сделал. Негоже менять судьбу без дозволения мойр, он итак слишком много ошибок совершил за последнее время.
У самого выхода из дома Геката догнала маленькая мальчишеская фигурка в короткой тоге. Шестилетний Иасо схватил Геката за руку и повис на ней, болтая ногами. Загорелый малыш со слегка волнистыми светлыми волосами посмотрел своими широко раскрытыми глазами цвета предгрозового неба на бога и хихикнул.
- А я знаю, что ты Гекат! У тебя сова, отец рассказывал мне о богах. А недавно ко мне в спальню заползла змея, она была ядовитая. Я испугался, но она не кусалась, она со мной говорила. А ты умеешь с совами говорить, я знаю! Гекат, а, Гекат! А ты ведь сможешь сделать так, чтобы через шесть дней ночью была яркая-яркая луна? Мне очень нужно. Спасибо!
Не дожидая ответа, мальчик сунул в ладонь бога лунного света кривую и косую змейку, сделанную из ткани и трав неумелыми еще детскими руками и убежал. Из всех сыновей Асклепия Иасо был почти что его точной копией.